Он повесил трубку, и Джун не успела попросить его немного повременить, чтобы она успела одеться. Звонок застал ее врасплох, и, услышав голос Алекса, она ощутила внутреннюю дрожь от корней волос до кончиков пальцев на ногах — словно сквозь ванну пропустили ток, а ее смугло-розовые соски заострились подобно двум бутонам.
Только без паники! Выскочив из ванны, Джун схватила огромную пушистую белую простыню и наскоро вытерлась. В углу на полке поверх стопки полотенец лежал аккуратно сложенный махровый белый халат. Надев его, запахнувшись и туго затянув пояс, она понеслась в спальню, соображая на ходу, что бы надеть.
Но тут в дверь постучали. После горячей ванны Джун раскраснелась, волосы в беспорядке падали ей на плечи.
Это всего лишь деловое соглашение, напомнила она себе, метнулась, босая, к двери, перевела дыхание и, не спрашивая, открыла.
— Добрый вечер!
Алекс улыбнулся, и глаза у него потеплели.
— Добрый вечер!
Джун отступила на шаг и потупилась. Смокинг, лихо сдвинутый набок галстук-бабочка, на подбородке чуть заметная на фоне отложного ослепительно белого воротничка синева щетины. Принц выглядел усталым, но таким красивым, что Джун потеряла дар речи.
— Нам нужно кое-что обсудить, — сказал он, входя и закрывая за собой дверь.
Она молча кивнула и чуть не присела в реверансе: перед ней стоял не Алекс, а принц Сен-Монта Александр Луи Франциск — принц от темно-каштановой макушки до зеркальных лакированных туфель.
— Вы довольны своим гардеробом? — спросил Алекс, впервые за многие годы чувствуя смущение в обществе особы противоположного пола.
— Не совсем.
— Вот как! — приподняв бровь, удивленно заметил он — Если чего-то не хватает, то Антуан…
— Нет, дело не в этом. Напротив, всего слишком много. Ведь мы будем разъезжать по разным городам, так что можно будет надевать одни и те же платья. Ну к чему такое расточительство…
Он негромко рассмеялся: ему нравилось в Джун все — ее рачительность, ее искренность, раскрасневшиеся щеки… Необъятный халат скрывал обольстительные изгибы ее тела, и внезапно Алексу захотелось развязать узел пояса, который Джун беспрестанно теребила, и освободить ее из-под покрова ткани.
И что только на него нашло, когда он дал слово не соблазнять ее? Алекс с трудом сдерживал себя, чтобы не думать о том, какая пленительная грудь скрывается под этим целомудренным белым коконом… Какое расточительство с его стороны — связать себя словом и не воспользоваться столь удобным случаем!
— Ну зачем мне четыре платья для коктейля, да и черный костюм можно вернуть…
— Бедный Антуан! Вы отказались от половины вещей, которые он для вас выбрал, а я отчитал его за скупость.
— Зачем?!
— Не волнуйтесь! Он со мной, сколько я себя помню, и, как правило, это он меня отчитывает.
— Охотно вам верю. Он такой… — Джун осеклась и, раздумав критиковать камердинера, продолжила: — Очень обходительный.
— Признайтесь, что хотели сказать «суровый»! — Алекс от души рассмеялся, впервые за день чувствуя себя легко и непринужденно. — Ну разве так бывает? Репортер — и вдруг боится Антуана.
— А я не боюсь! — Джун приняла вызов, и в глазах ее промелькнула озорная искорка. — Если вам интересно мое мнение, так вам следует наказать Антуана. И знаете как? Велите ему самому есть то, что он мне заказывает. По-моему, он решил к завтрашнему вечеру уморить меня размера на два-три.
— Я ему так и передам.
— Не надо! Он сегодня так старался, не хочу его обижать.
Алекс снова рассмеялся, удивляясь, почему его смешит все, что она говорит. Он пресытился жизнью и привык подозревать в людях дурное. Почему же эта женщина действует на него подобно глотку родниковой воды?
— Вы правы, Антуана обижать не стоит. Если бы не он, я бы ходил в синих носках и в черных брюках.
Ну надо же сморозить такую глупость! — тут же отругал себя принц. А все потому, что я пытаюсь произвести на нее благоприятное впечатление этой легкой болтовней, что на меня совсем не похоже.
Ему вдруг захотелось отведать вкус ее губ, но, скованный своим же собственным словом, принц сдержался. Нет, каким же я был идиотом — сам напросился, придумал «сугубо деловое предложение», наобещал Бог знает чего, а теперь вот приходится изображать из себя монаха-отшельника…
От одной мысли, что между ними могло бы быть, у Алекса темнело в глазах.
— Прошу прощения за мой наряд. Я не думала, что вы зайдете. — Вопреки словам вид у Джун был отнюдь не сконфуженный: ведь это принц явился к ней в номер в неурочный час.
— Я подумал, может, вы захотите узнать мои планы… то есть наши планы на завтра.
— Разумеется.
Алекс опустил глаза — и увидел ее тонкие щиколотки и изящные ступни, все еще розоватые после ванны. Он перевел дыхание и ощутил слабый аромат жасмина.
— Я не напомнил Антуану про духи. Вы подыскали себе что-нибудь по вкусу?
— Духи мне покупать не надо: у меня есть с собой флакончик моей любимой «Кувшинки».
— Никогда не слышал. Думаю, завтра вы подберете себе духи в салоне красоты.
— В салоне красоты?
— Антуан обо всем договорился. Ровно в шесть утра вас разбудят, а в семь будут ждать в салоне. Завтра у нас первый выход, пока что неофициальный… Подойдет любое платье для коктейля. Машину подадут к подъезду в половине восьмого вечера.
— Все эти платья…
— Как же вы, репортер, и вдруг забыли про прессу?
— Нас будут фотографировать?! — испуганно пролепетала Джун и съежилась, став еще меньше в необъятном халате.